Редкая профессия - Страница 33

— Это хорошо!

— Что хорошо?

— Хорошо, что вы понимаете свои слабости, — пояснил профессор. — Значит, не все потеряно. Плохо, если дурак чувствует себя умным — тогда это законченный дурак, а вы… Какой же вы дурак? Зря вы на себя, молодой человек, наговариваете. Вы просто работали над собой не в том направлении. Это дело поправимое. Вам сколько лет?

— Двадцать.

— Отлично! Работаете? Учитесь?

— На втором курсе университета.

— Хм! — удивился профессор.

— Трудно, — пояснил Федя, — только из-за спортивных успехов и держат.

— Ясно, — усмехнулся профессор. — Да, я вас понимаю. Это свинство!

— Что свинство? — спросил совсем сбитый с толку Федя.

— Свинство, что такой молодой цветущий человек испытывает острый, если так можно выразиться, дефицит знаний, мыслей, идей, а у такого старого сыча, как я, стоящего на краю могилы, этих знаний и мыслей хватит на десятерых. И все эти идеи, мысли, знания пропадут не за понюх табаку. Ведь это ли не свинство, я с вами согласен! Скажите, Федя, вы никогда не задумывались над проблемой передачи информации от одного поколения другому? Не задумывались, а напрасно. Ведь современные методы обучения весьма и весьма далеки от совершенства. Да, да. Не спорьте…

— Я и не спорю, — угрюмо ответил Федор, соображая, не пора ли ему уносить ноги от этого, по-видимому, спятившего старичка.

— Не спорьте, — продолжал старичок, очевидно, уже ничего не слушая и не слыша, — не спорьте, я ведь сам читал лекции. И знаю. Да, проблема информации существует. Над ней бьются и педагоги, и генетики, и кибернетики. Пытался ее решить и я в своей лаборатории. Вы, Федор, имеете какое-нибудь понятие о генетической информации, проблемах памяти и вообще?.. Хотя, что это я, — махнул профессор рукой. — Откуда вам об этом знать?

— Почему же, — обиделся Федя. — В общих чертах… Как все…

— Нет, Федя, нет! — поморщился Перепелкин. — Знать в общих чертах — это значит — ни черта не знать. Я занимался этой проблемой больше десяти лет и в какой-то степени ее решил, но работы еще непочатый край, а времени нет. Я болен. Медицина, как говорится, умывает руки. Вся надежда на вас. Федор, вы согласны на эксперимент?

Федор встрепенулся, и хотя из речи профессора почти ничего не понял, радостно кивнул.

— Согласен. Это не очень больно?

— Нет, это не больно, мой друг, — пробормотал профессор, — но я вижу, вы ничего не понимаете. Это опасно. Я должен все объяснить. Но этот аппарат, что стоит у окна, построен в моей лаборатории и предназначен для прямой передачи информации из одного мозга в другой. Дело новое, чреватое… Администрация института ни за что не согласилась бы на опыты над человеком, они потребуют тщательной проверки, всестороннего изучения вопроса… А когда изучать? Я почти покойник. Остались недели, дни, минуты… Поэтому предлагаю вам этот опыт самым честным образом на свой и ваш страх и риск. Да вы не пугайтесь! В общем-то, ничего страшного. Все наши знания останутся при нас. Аппарат только как бы снимет копию с каких-то участков моего мозга и передаст их вашему. И обратно, запись с вашего мозга попадет в мой. Здесь можно провести некоторую аналогию с перезаписью с магнитофона на магнитофон, улавливаете? Но, Федя, вы должны понять, что вместе с моими знаниями вы получите, если хотите — в нагрузку, частицу моей личности, моего Я. Приобретете, возможно, кое-какие из моих привычек, в какой-то мере будете смотреть на мир моими глазами. Это, кстати, и будет тот жизненный опыт, о котором я сообщал в объявлении. А что касается меня, — продолжал профессор, — я приобрету некоторые из ваших знаний, привычек и наклонностей. И после эксперимента мы с вами будем своеобразными двойниками в мышлении. Вам все понятно, Федя?

— Понятно, — буркнул Федя, у которого от профессорских речей уже начинала пухнуть голова. — Одного я не пойму, зачем вам мои знания? Ведь нет у меня никаких знаний, а наклонности самые дурные, как честный человек я вам об этом сразу говорю.

— Вот мы и подошли к самому главному, — улыбнулся профессор. — Вас интересуют мои мотивы? Разумно. Вам их надо знать. Начну с того, о чем уже упоминал, — наши личности с вами будут, так сказать, в двух экземплярах, и если даже с одним из нас что-то случится, все его мысли и чувства, конечно, в несколько деформированном виде сохранятся у другого. Вы, например, сможете заниматься теми проблемами, над которыми я бился в последние годы. Это одна сторона вопроса, но я, например, вовсе не собираюсь умирать. Я надеюсь выздороветь и помолодеть с вашей помощью. Вспомните объявление. Ведь сами по себе знания — это ерунда, если вы не умеете ими пользоваться. А вы приобретете и способности моего мозга, его умение, а я, соответственно, вашего. Ясно?

— Нет!

— Хм! — вздохнул профессор. — Существует такая теория, что все болезни организма, исключая, пожалуй, инфекционные, зависят от центральной нервной системы. Даже старость можно объяснить тем, что мозг человека со временем, развиваясь в одних направлениях, деградирует в других — и все хуже и хуже управляет телом, развитием клеток, биохимическими процессами организма. Теперь понимаете? Грубо говоря, после эксперимента ваш молодой, здоровый мозг как бы напомнит моему старому, разболтанному и расхлябанному, как себя вести. Я рассчитываю, что после такого напоминания мой мозг, мое тело вспомнят свою юность и в определенной степени окрепнут, если хотите. М-да. Не исключено, что и со стороны моего организма будет оказано некоторое негативное влияние на ваш мозг. То есть вы можете постареть. У вас могут появиться какие-то из моих болезней, но все это, конечно, догадки. Возможно, и это был бы самый замечательный вариант, что наши организмы возьмут друг у друга только хорошие и полезные навыки, противясь отрицательным влияниям. Заранее, конечно, трудно что-либо предвидеть. Решайтесь, молодой человек. Аут Цезарь, аут нихиль.