Я ему:
— Стой, — кричу, — это несъедобно! Что ты, гад, делаешь!
А оно жует и на вопли мои не реагирует. Потом, вижу, почувствовала, что не овес — выплюнула. Затем глаз на меня скосила и смотрит как-то недобро. Мне бы дураку удрать, а я за пережеванной поэмой нагнулся, думал: расправить листы можно. Вот тут-то оно мне и врезало. Развернулось и задним копытом…
Вот второй месяц лежу. На тамошнего председателя колхоза в суд хочу подавать, пусть не распускает скотину.
Обидно…
— Шекспир моя фамилия. Уильям, — сказал грустный человек лет тридцати пяти, отвешивая учтивый поклон тощему лысому старцу, с важным видом дремавшему за огромным пыльным столом.
Старик снисходительно кивнул и, приоткрыв левый глаз, посмотрел на вошедшего.
— Шекспир, говорите? Знакомая вроде фамилия. Вы, собственно, по какому вопросу?
Шекспир достал из портфеля папку с рукописью.
— Я тут, знаете, пьеску принес, — сказал он просительно. — Хотелось бы издать, так сказать, в назидание потомству… Вот милорды уже смотрели, и герцог тоже, говорят, ничего, остро, свежо, кое-кому даже нравится. Неплохо было бы, чтобы и вы, сэр редактор…
— Гм! — сказал старец, поправляя кружева на рукавах камзола. — Что ж, посмотрим, оценим, поправим, укажем. — Он взял рукопись и, кивнув автору на стул для посетителей, уставился на титульный лист.
— Спасибо, я постою, — застенчиво ответил великий драматург.
— Гм! — снова повторил старец, охая и покряхтывая. — Гамлет. Ага, принц датский. Это хорошо! Это вы молодец, Очень предусмотрительно с вашей стороны. Наших принцев, конечно, лучше не трогать, так, знаете ли, спокойнее, а датских? Датских — можно. — Старец откашлялся и строго взглянул на Шекспира. — Садитесь, молодой человек, я решил немного полистать вашу пьеску — дать ей, так сказать, предварительную оценку, а это, возможно, займет часик, другой. Присаживайтесь, в ногах правды нет.
Повинуясь сердитому взгляду старца, Шекспир присел на краешек стула.
— По-хорошему-то полагается, конечно, отдавать рукописи на детальное рецензирование, но это, как вы знаете, дело долгое. Вон все шкафы. завалены произведениями, годами лежат. — Редактор подцепил со стола двумя пальцами пожелтевший от времени манускрипт.
— Вот, например, — сказал он, поправляя очки и сдувая пыль с обложки. — Некий Гомер прислал, из Греции кажется… «Одиссея»… Надо бы посмотреть, да все руки не доходят· Так что сидите, считайте, вам повезло, я уж при вас поковыряю ваши художества. Так оно быстрее будет, и безболезненней.
Старичок откашлялся и углубился в чтение пьесы, изредка царапая текст гусиным пером. Читал он долго и, видимо, внимательно. Окончив чтение, тяжело вздохнул и с некоторой жалостью посмотрел на автора. Потом, пощекотав себе нос пером, произнес:
— Знаете, юноша, мне эта ваша вещь как-то не внушает доверия. Пессимизм какой-то, мрачность. Откуда это у вас? Вот это, например: «Быть или не быть…» Как-то, знаете, это не смотрится, сомнения какие-то… Что это вы, мой милый? Быть, конечно, — тут двух мнений быть не может. И потом — сюжет, знаете ли, не актуально. Яд! Убийства! Драки! Сплошная уголовщина! И затем — этот призрак… Мистика! Не забывайте, что мы с вами живем в эпоху Возрождения! Нехорошо! А здесь, что это вы, любезный, пишете: «… На свете много есть такого, что и не снилось нашим мудрецам». Это неосторожно, мой мальчик. Могут понять как намек на членов Королевской Академии.
— Помилуйте, и в мыслях не было!
— К-хм! Не нам с вами, молодой человек, судить, что снится нашим мудрецам на заседаниях ученых советов. Ну, это ладно, а вот здесь у вас могильщик прямо откровенно заявляет: «Там все такие сумасшедшие». И ведь это про Англию! Хорошего же вы мнения, сударь, о своем родном народе. Гм! Распустились! И говорите, герцог читал? Ну, не знаю, не знаю. Вдруг Его Величеству не понравится? Нет, все это слишком смело. К-хе! К-хе! Ох, уж мне эта молодежь! Боже! Какая отвратительная сцена на кладбище. «Бедный Йорик!» Все эти напоминания о смертности королей. Это ведь прямо галерами пахнет. Нет, очевидно, вещь еще очень незрелая. Вам, юноша, надо учиться, учиться и учиться. Читайте классиков. Больше работайте над собой, над стилем, пишите актуальней, в духе времени. Проблемы надо ставить шире. И это — выражения выбирать точнее и осторожнее. Нет! Нет! И не просите, в таком виде решительно не пойдет, вот разве что после исправлений и удалений, разве что тогда может появиться какая-то надежда, но это, сами понимаете, будет не скоро. — Старец скосил глаза на пожелтевшую рукопись Гомера. — Сами понимаете, придется ждать.
Шекспир тоже взглянул на «Одиссею» и, прочитав на уголке обложки: «Получена редакцией в год 602-й до Р. Х.», горестно вздохнул, сунул рукопись обратно в портфель и вышел.
Вслед гениальному драматургу неслось:
— Нет! Нет! В таком виде и не просите! Решительно, не пойдет!
А «Гамлета» все же издали и поставили на сцене. По мнению современников — не обошлось без герцога. И уже на следующий день после премьеры в буфете театра «Глобус» можно было услышать такие разговоры:
— Вилли-то все-таки пропихнул своего «Гамлета»! Вот пройдоха!
— А что же вы хотите? Это же Шекспир! Нам всем надо учиться у него. Гений!!!
«Чего еще человеку надо? — размышлял Егорий Прошкин. — Кажется, живи себе, трудись. Наслаждайся чудесами природы и радостью бытия, так нет. Выдумывают всякую чепуху! Волосы дыбом встают, как посмотришь последние новости.